Давно я в ней не был.
А был лет 6 назад.
Показалось, что изменилась экспозиция на Крымском валу. Немного. Или изменился я.
Поделюсь кое-чем из того, что варится во мне после 8 июля 2014 года.
Крепок русский авангард, но Гончаровой и Ларионовым объелся. Так ли уж им следует занимать несколько залов? О непропорциональности думалось весь осмотр, предпочтения экспозиционщиков не прикрыты. Хорош Илья Машков. С наслаждением рассматривал Куприна и Кончаловского. Малевича рисунок слаб. Филонов умница – такое вытворял! У Кандинского бестолковщина, и цвет его не спасает. Крымова выставлено мало и не самое сильное, а ведь крупный мастер.
Дейнека грязноват, хотя, бесспорно, масштабен. Штеренберг привлек. Лебедева очень люблю – «русский Ренуар». От Фалька ждал большего. Древин не впечатлил, цвет-то не глубок – рано искусствоведы флагами махать начали. Да и вообще перекосов много; выпятили всех «не советских»; будто если был тесним, то обязательно значительный мастер.
Зал Герасимова со товарищи можно и ликвидировать – эти сталинские песнопения не то чтобы режут глаз тенденциозностью, а и живописью не блещут. Уродливо как-то. Сергей Герасимов ведь отличный художник; как поэтичен его «Лед прошел»! Но этот компромисс с властью… Творцам следует подальше быть от кремлей.
Корин с Нестеровым уж очень многословны, хотя рисовальщики – дай боже. Пластов, конечно, значителен, особенно в «Ужине трактористов»; какой там плотный цвет! Гаврилов немного поверхностен. Вообще москвичи-академисты скучноваты. Попков и Салахов – мои давние пристрастия, но в этот раз не пробрали до печенок. От персонажей Нестеровой мне становится плохо.
Целков своеобычен, но антиживописен. Кабаков заставил недоумевать. А дальше… живопись рассыпалась, начались заигрывания с заумью. А потом и зауми не стало, только игра. Игра, в которой вечная ничья.
Но если отбросить в сторону все эти мимолетные впечатления, то залы на Крымском валу всколыхнули во мне давние размышления о путях искусства будущего. Я думал над тем, где заканчивается вкус и начинается заслоняющая его «актуальщина», где форма упирается в посредственные способности, где масштаб подавляет эстетику. Я мечтал о скорейшей победе чистой формы над «измами», о том, чтобы сердца реалистов были теплее, краски звонче, а кисти умнее, чтобы живой водой красоты смочились губы концептуалистов, о тлене их «невинных» игр и о чем-то еще для меня неуловимо важном.